У неё была красивая шея. Этого разумеется было недостаточно, чтобы забыть о случившемся. Можно было бы сделать вид, что ничего не произошло. Это было бы ложью.
Майкл никогда не лгал. Язык разбухал и не желал подчиняться, на лице отражалась гримаса ужаса... Майкл не лгал, потому что был плохим лжецом. Умалчивать, недоговаривать, уходить от темы – это у него получалось хорошо. Как и у всех мужчин. Но даже несмотря на эти развитые навыки, Корнер предпочитал говорить правду. Честность – не такое уж редкое качество, как о нем привыкли думать. Просто люди в большинстве своем не умеют задавать правильные вопросы – этим Майкл пользовался.
Кто-то включил песню Селистины Уорлок. Чье-то сердце было разбито; кто-то перестал любить. Действительно, сейчас же вовсе не было более насущных проблем – только прошедшая любовь. Магическая Британия вовсе не пытается встать с больничной койки, скрипя переломанными ребрами.
Все же Майкл был не прав в своем недовольстве. Он был озлоблен, как и всякий мальчишка, застуканный за слезами. По радио играл один из признанных шедевров мирового масштаба, любимый дамами за правдивое изображение женской доли. Будь противоположный пол и в половину таким же чувствительным, то непременно оценил бы его.
Пергамент переливался всеми оттенками пламени. Было в этом что-то сказочное: сидеть в мягком кресле перед камином и делать домашнее задание.
Майкл помнил, как отец рассказывал ему, что змеи очень боятся людей. Когда им страшно, они ищут теплое тихое место. Убежище. На деле все в этом замке были детьми, схожими в своем желании спрятаться там, где их никто не найдет, пить чай, нервно озираясь, наконец уснуть без сновидений, почувствовав себя в безопасности. К плечу будут прислоняться такие же уставшие комочки тепла, волосы будут щекотать щеку. Будет тепло и тихо.
Он долго думал над этим. Почему они были такими упрямыми и не могли признать, что нуждаются в дружеском плече. Хотя бы просто человеческом плече. Зачем еще нужно быть человеком, если не проявлять участие, заботиться друг о друге? После таких размышлений накатывала депрессия. Нет. Они ходили по этому холодному замку такие же холодные и отстраненные, будто не они по ночам плакали в подушки и грызли ногти перед новым уроком Защиты от Темных Искусств.
Но хуже всего пришлось первокурсникам. Его первый, тысяча девятьсот девяносто первый, год был самым волшебным в жизни. Полный радости и чудес замок. В этих руинах едва ли можно было узнать то великолепие, что когда-то открылось Корнеру, переплывающему озеро в лодке. Для них это был кошмар, которые мог остаться с ними до конца жизни. Они бы никогда не чувствовали Хогвартс своим домом.
Здесь Майкл опять же был не прав. Дети забывают гораздо быстрее, чем кажется. Он уже и сам не помнил, как промочил ноги, залезая в лодку, и поругался с соседом. Кажется, это был Голдстейн.
И все же у них была эта башня. Их убежище. Скромное, немного продуваемое... полное друзей. Это было бы так по-геройски – сказать, что в том году каждый был сам за себя, одиноким волком, по-своему борющимся с режимом. Так по-книжному. Клише на клише. Каждый страдал в своем собственном углу, сквозь зубы шипя проклятия и оплакивая утраченную невинность.
Пф.
Глупости.
Такое могло прийти в голову только слизеринцам. Вот уж кто любит стенать и жалеть себя. Вряд ли они были в этом виноваты, но Майклу было все равно. С недавних пор он презирал трусость в любом проявлении – особенно в том, чтобы сказать себе правду: мы ублюдки, мучавшие друзей проклятиями. Не жертвы обстоятельств, не вынужденные потупиться принципами из-за жестокости мира хорошие мальчики и девочки. Ублюдки.
Майкл бы горестно и театрально вздохнул, если бы рядом кто-то был. Но без публики всякое желание строить из себя неоднозначного и прошедшего столь многое героя отпадало. Был лишь он, Майкл, плохой человек и еще более плохой актер, и камин, полный пламени.
Мораг должна была вот-вот придти. Майкл набросал пару фраз из разряда: «Смутное время, в которое нам пришлось жить, стало единственным из экзаменов, имеющих хоть какое-то значение» и «Перед нами стоял выбор: уйти или остаться. И мы остались»
Ничего конкретного – лишь пара тошнотворных замечаний, не имеющих к произошедшему никакого отношения. Кажется, что именно это от них ожидали услышать. Все знали, что это бред. Но нужно же делать вид, что с ними все в порядке. Не стоит тревожить людей своей болью лишний раз – у них самих этого добра хватает.
Мораг вошла и присела в соседнее кресло. Она поздоровалась, Майкл не расслышал, что именно она сказала. У неё был неудобный взгляд, каким смотрят лишь на парней, застуканных в слезах. Но она быстро взяла себя в руки, ничем не показываю свою осведомленность. Тактичность была из той брони, что редко кому удавалось пробить. Порой это была единственная защита сердца от того, что происходит вокруг. В словарях потом напишут, что в далеком тысяча девятьсот девяносто восьмом слово «тактичность» приобрела новое значение.
Статья о слове «тактичность» из словаря из далекого будущего:
Такти́чность (такт, чу́вство та́кта, чу́вство ме́ры; лат. tactus — прикосновение, осязание, чувство) — умение вести себя в соответствии с принятым этикетом и этическими нормами. Людей с чувством такта называют тактичными. Тактичность подразумевает отказ от принятие чужих страданий близко к сердцу.
Можно было начинать.
– Я кое-что уже придумал. Посмотришь?
Майкл придвинул пергамент ближе к Мораг и стал ждать.
Отредактировано Michael E. Corner (2015-08-21 10:15:41)